Прерываются его мысли. Как послушно гибкое тело!.. Но дружба юности выше всего.
– Тоня, когда закончится заваруха, я обязательно буду монтером. Если ты от меня не откажешься, если ты действительно серьезно, а не для игрушки, тогда я буду для тебя хорошим мужем. Никогда бить не буду, душа с меня вон, если я тебя чем обижу.
И, боясь заснуть обнявшись, чтобы не увидела мать и не подумала нехорошее, разошлись.
Уже просыпалось утро, когда они уснули, заключив крепкий договор не забывать друг друга.
Ранним утром Екатерина Михайловна разбудила Корчагина.
Он быстро вскочил на ноги.
Когда переодевался в ванной в свое платье, натягивал сапоги, пиджак Долинника, мать разбудила Тоню.
Быстро шли в сыром утреннем тумане к станции. Подошли обходом к дровяным складам. Их нетерпеливо ожидал Артем у нагруженного дровами паровоза.
Медленно подходил мощный паровоз «щука», окутанный клубами шипящего пара.
В окно паровозной кабинки смотрел Брузжак.
Быстро попрощались. Цепко схватился за железные поручни паровозных ступенек. Полез наверх. Обернулся. На переезде стояли две знакомые фигуры: высокая – Артема и рядом с ним стройная, маленькая – Тони.
Ветер сердито теребил воротник ее блузки, трепал локоны каштановых волос. Она махала рукой.
Артем, кинув вкось взгляд на сдерживавшую рыдания Тоню, вздохнул: «Или я совсем дурак, или у этих гайка не на месте. Ну и Павка! Вот тебе и шкет!»
Когда поезд ушел за поворот, Артем повернулся к Тоне:
– Ну что ж, будем друзьями? – И в его громадной руке спряталась крошечная рука Тони.
Издалека донесся грохот набиравшего ход поезда.
Глава седьмая
Целую неделю городок, опоясанный окопами и опутанный паутиной колючих заграждений, просыпался и засыпал под оханье орудий и клекот ружейной перестрелки. Лишь глубокой ночью становилось тихо. Изредка срывали тишину испуганные залпы: щупали друг друга секреты. А на заре на вокзале у батарей начинали копошиться люди. Черная пасть орудия злобно и страшно кашляла. Люди спешили накормить его новой порцией свинца. Бомбардир дергал за шнур, земля вздрагивала. В трех верстах от города, над деревней, занятой красными, снаряды неслись с воем и свистом, заглушая все, и, падая, взметали вверх разорванные глыбы земли.
На дворе старинного польского монастыря была расположена батарея красных. Монастырь стоял на высоком холме посреди деревни.
Вскочил военком батареи товарищ Замостин. Оп спал, положив голову на хобот орудия. Подтягивая потуже ремень с тяжелым маузером, прислушивался к полету снаряда, ожидая разрыва. Двор огласился его звонким голосом:
– Досыпать завтра будем, товарищи. По-ды-ма-а-а-й-сь!
Батарейцы спали тут же, у орудий. Они вскочили так же быстро, как и военком. Один только Сидорчук медлил, он нехотя подымал заспанную голову.
– Ну и гады, чуть свет – уже гавкают. Что за подлый народ!
Замостин расхохотался:
– Несознательные элементы, Сидорчук. Не считаются с тем, что тебе поспать хочется.
Батареец подымался, недовольно ворча.
Через несколько минут на монастырском дворе громыхали орудия, а в городе рвались снаряды. На высоченной трубе сахарного завода примостились на настланных досках петлюровский офицер и телефонист.
Они взбирались по железным ступенькам, идущим внутри трубы.
Весь городок был как на ладони. Отсюда они управляли артиллерийской стрельбой. Им было видно каждое движение осадивших город красных. Сегодня у большевиков большое оживление. В «цейсе» видно движение их частей. Вдоль железнодорожного пути к Подольскому вокзалу медленно катился бронепоезд, не прекращая артиллерийского обстрела. За ним виднелись цепи пехоты. Несколько раз красные бросались в атаку, пытаясь захватить городок, но сичевики укрепились на подступах, окопались. И вскипали ураганным огнем окопы. Все кругом наполнялось сумасшедшим стрекотом выстрелов. Он вырастал в сплошной рев, поднимаясь до наивысшего напряжения в моменты атак. И, залитые свинцовым ливнем, не выдерживая нечеловеческого напряжения, цепи большевиков отходили назад, оставляя на поле неподвижные тела.
Сегодня удары по городку все настойчивее, все чаще. Воздух беспокойно мечется от орудийной пальбы. С высоты заводской трубы видно, как, припадая к земле, спотыкаясь, неудержимо идут вперед цепи большевиков. Они почти заняли вокзал. Сичевики втянули в бой все свои наличные резервы, но не могли заполнить образовавшийся на вокзале прорыв. Полные отчаянной решимости, большевистские цепи врывались в привокзальные улицы. Выбитые коротким страшным ударом с последней своей позиции – пригородных садов и огородов, петлюровцы третьего полка сичевых стрельцов, оборонявшие, вокзал, беспорядочно, разрозненными кучками бросились в город. Не давая опомниться и остановиться, сметая штыковым ударом заградительные посты, красноармейские цепи заполняли улицы.
Упражнение 1. В приводимых ниже предложениях найдите однородные члены. Поставьте знаки препинания. Укажите разряды сочинительных союзов (соединительные, разделительные, противительные, двойные).
1. Не может волк ни охнуть ни вздохнуть. 2.Ребенок был резов но мил. 3. То садился он на диван то подходил к окну то принимался за книгу то хотел мыслить - безуспешное хотенье. 4. Мы друг друга скоро поняли и сделались приятелями. 5. Молнии не столько вспыхивали сколько трепетали как крыло умирающей птицы. 6. Медлительно важно сурово печальное дело велось. 7. Все окна как в барском доме так и в людских отворены настежь. 8. На большей части их лиц выражалась если не боязнь то беспокойство. 9. Извозчик чмокает губами вытягивает по-лебединому шею приподнимается и больше по привычке чем по нужде машет кнутом. 10. Было грустно и в весеннем воздухе и на темневшем небе и в вагоне. 11. Лицо Николая и голос тепло и свет в комнате успокаивали Власову. 12. То ль от зноя то ль от стона подошла усталость.
Упражнение 2. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания. Выделите обобщающие слова.
1. Черкес на корни вековые на ветви вешает кругом свои доспехи боевые щит бурку панцирь и шелом колчан и лук и в быстры волны за ним бросается потом, неутомимый и безмолвный. 2. Вот в древние века нравы были грубые; тогда и орудия, которыми понуждались глупорожденные к труду, тоже были неусовершенствованные как-то исправники становые и прочее; теперь же, когда нравы значительно смягчены и сельские жители вполне сознали пользу просвещения, принудительные меры употребляются более деликатные духовные, так сказать, а именно увещания штрафы уединенные амбары и т. д. 3. Вдруг всё это море этот лучезарный воздух эти ветви и листья, облитые солнцем всё заструится задрожит беглым блеском.
Упражнение 3. Расставьте знаки препинания в приводимых ниже предложениях.
1.Рассуждать они пустились вдвоём о всякой всячине об их собачьей службе о худе добре и, наконец, о дружбе. 2.Ни столба ни стога ни забора ничего не видно. 3. На этом угольном столе поместилось вынутое из чемодана платье а именно панталоны под фрак панталоны новые панталоны серенькие два бархатных жилета и два атласных сюртука и два фрака. 4.Всё это цвета блески звуки и запахи давило на глаза матери наполняло сердце неподвижной пёстрой мутью унылой боязни. 5. Ермолай был человек престранного рода беззаботен, как птица, довольно говорлив рассеян и неловок с виду. 6. Я стал посещать музеи и галереи и читать книги. 7. Полуразрушенные дворовые постройки повисшая на одной петле ставня погнившие ступеньки крыльца всё говорило о том, что в доме нет мужских рук.
Упражнение 4. Выделите обособленные определения. Расставьте знаки препинания.
1. Распластанные на траве сушились заслуженные рубахи и штаны выгоревшие в заплатах. 2. А на столе сверкали когда-то собранные Иваном и маленьким Маркушкой камешки из десяти сбереженных Аграфеной мешочков голубые и молочно-сизые дымчатые и черные красно-бурые и зеленые полосатые и золотистые они переливались радугой вспыхивали в пальцах красноармейцев и будили желание быть такими же крепкими радующими непобедимыми. 3. Развертывались тугие розы красные белые розовые. 4. Это люди шли в церковь и несли фонарики розовые желтые полосатые. Нос у него был несколько набекрень, бороденка выгорела от солнца, но глаза синие и глубокие, глядели живо умно и несколько мечтательно. 6. Сильные потрясения горький опыт подрезали корень, и цветок еще благоуханный склонялся вянул. 7. Берега стояли во мгле неясные таинственные, как будто прислушиваясь к немолчному шороху все прибывающей реки.
Упражнение 5. Перепишите, ставя нужные знаки препинания.
I. 1. Науки чуждые музыке были постылы мне. 2.У крыльца стояло несколько повозок запряженных гуськом. 3. Стройный тонкий стан и широкие плечи Печорина доказывали крепкое сложение способное переносить все трудности кочевой жизни. 4.Небольшой новый армячок надетый внакидку чуть держался на узеньких плечах мальчика. 5. На солнце ярко сверкнули занесенные снегом избушки. 6. Даже березы и рябины стояли сонные в окружавшей их знойной истоме. 7.Это была улыбка необыкновенно добрая широкая и мягкая, как у разбуженного ребенка. 8. Шепот ветвей раздавался отчетливо и близко ничем не отдаленный и не прикрытый. 9. Листва из-под ног выходит плотно слежалая серая. 10. Стихи стоят свинцово тяжелы, готовые и к смерти, и к бессмертной славе. 11. Дорога вилась по влажным косогорам густо заросшим дубняком и кленом еще хранившими багряную листву. 12. Вспоминается что-то сохранившееся в памяти еще с детских лет. 13. Все отобранные для выставки картины скоро будут экспонироваться.
II. 1. Окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой. 2. Обвитое виноградником место было похоже на крытую уютную беседку темную и прохладную. 3. Меня давит эта жизнь нищая скучная. 4. Водил смычком по скрипке старой цыган поджарый и седой. 5. Клокочет голос меди трудовой в осенний полдень сумрачный и мглистый. 6. На крик его явился смотритель заспанный. 2. Две барышни взволнованные подбегают к ней. 3. Люди же изумленные стали как камни. 4. Софья одетая лежала на кровати в своей комнате в состоянии страшного никогда не испытанного с такой силой смятения.5. Ошеломленная мать неотрывно смотрела на Рыбина. 6.Взъерошенный немытый Нежданов имел вид дикий и странный. 7. Глаза смыкались и полузакрытые тоже улыбались. 8. К концу января овеянные первой оттепелью хорошо пахнут вишневые сады. 9. Несколько раз таинственный и одинокий появлялся мятежный броненосец «Потемкин» на горизонте ввиду бессарабских берегов. 10. Пораженный страхом я иду за матушкой в спальню. 11. Меня мокрого до последней нитки сняли с лошади почти без памяти.12. Они бросились за ним, очарованные.
Упражнение 6. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания. Выделите обособленные определения.
1. Но ребятам интересно было послушать об Илье, их увлекала эта биография такая молодая и такая бурная полная дерзости и перемен, они примеряли эту судьбу на себя. 2. Шумная огромная необузданная повсюду, куда ни глянь, катилась вода. 3. На вид она оставалась все той же девочкой веселой легкомысленной и немного озорной но на самом деле она была уже иная. 4. Между бревнами зиял зеленый коврик мха и листвы коварной и обманчивой. 5. Другой парень светлоголовый коротко остриженный гладил себя ладонью по голове и смотрел в пол. 6. Ее потрясло слово «мать» сказанное им с горячей силой и это пожатие руки новое и странное. 7. Приходила Наташа иззябшая усталая но всегда неисчерпаемо веселая и живая.
Упражнение 7. Перепишите, ставя нужные знаки препинания.
1. Окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой. 2. Обвитое виноградником место было похоже на крытую уютную беседку темную и прохладную. 3. Меня давит эта жизнь нищая скучная. 4. Водил смычком по скрипке старой цыган поджарый и седой. 5. По дорожке чистой гладкой я прошел не наследил. 6. Клокочет голос меди трудовой в осенний полдень сумрачный и мглистый. 7. Небо раскрылось в вышине прозрачно-льдистое и голубое. 8.Все отобранные для выставки картины скоро будут экспонироваться. 9. Вспоминается что-то сохранившееся в памяти еще с детских лет. 10. Уверенный в привязанности своей дочери Троекуров никогда не мог добиться от нее доверенности.
Упражнение 8. Поставьте необходимые запятые.
1. Одетый во всё чёрное он имел на носу четыре пары очков. 2. Он ничего не понимающий счастливый уступил просьбе жены. 3. Он шёл радостный весёлый и напевал песню. 4. Кирила Петрович вошёл изумлённый развязкою своей шутки. 5. Зачем же вы старый человек кривите душой? 6. Вы славный интересный человек. 7. Человек общительный я умел живо рассказывать. 8. Иван Гаврилович засмеялся и счастливый провёл себя ладонью по лицу.
Упражнение 9. Найдите имена собственные, требующие обособления. Поставьте необходимые запятые.
1. А чтобы каким-нибудь образом сын её Вакула не успел прибрать его себе, она прибегнула к обыкновенному средству. 2. В одну из таких минут весёлый студент Маракуев подошёл к нему. Летопись сия сочинена прадедом моим Андреем Степановичем Белкиным. 3. Рядом с Семёном сидел второй сын Максима Степан. 4. При нём был начальник императорского штаба генерал-квартирмейстер князь Болконский.
Упражнение 10. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания.
1. Не меняя позы, медленно, очень медленно Алексей приоткрыл глаза и увидел перед собой вместо немца буpoe мохнатое пятно. 2. Долго ничего не было видно кроме дождя и длинного человека лежавшего на песке у моря. 3. Все за исключением Вари громко аплодировали певцам. 4. Настроение экипажа сверх обыкновения было приподнятое. 5. Никто исключая его камердинера не видел его ненапудренным. 6. Здесь в городе вас не понимают, да и некому понимать, так как, сами знаете, здесь за весьма малыми исключениями все гоголевские свиные рыла. 7. Многие из бойцов помимо своей винтовки были вооружены трофейными автоматами.
Упражнение 11. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания.
1.Вместо двух ястребов теперь десятки их с писком вились над болотом. 2. Вместо весёлой петербургской жизни ожидала меня скука в стороне глухой и отдалённой. 3. Вместо ответа Макарова раздался строгий вопрос матери.4. Мы были вместо десяти уже в шестнадцати милях от берега. 5. В каюту вместо одиннадцати пришло семнадцать человек. 6. Нынче утром я вместо ответа получил приглашение на вечер.7. Кутузову они прислали в конверте вместо донесения лист белой бумаги. 8. Я ничего не вижу кроме белой степи да ясного неба. 9.Помимо качества угля меня поражает полное отсутствие спроса. 10. Сверх того заботы большого семейства беспрестанно мучили её. 11.Там я тебе дал на чай, так вот ещё сверх того на баранки.
Упражнение 12. Перепишите. Поставьте знаки препинания.
Тысячи людей (не) дыша смотрели на него и на полкового командира. Ростов (не) дыша оглянулся на собак.
У костра сидя спал Дерсу. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. К утру Анна задремала сидя в кресле.
Дома у себя читал он всегда лёжа.
Под утро он разделся и (не) .хотя лёг в постель.
А когда всему выучишься (не) спеша да с молитвою, тогда и служи. Тёма (не) спеша последовал её примеру.
Они никогда не умываются, ложатся спать (не) раздеваясь. Придя домой, я (не) раздеваясь повалился в постель.
Упражнение 13. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания.
1.Отбиваемый течением с глухим шумом плескавшим о его бока паром вздрагивал и качался медленно подвигаясь вперед. 2.Благодаря казака нарочито гнусавым голосом дед кряхтя влез в арбу. 3. Посмотрев стоя в стороне на все это я решил попытать счастья и приняв возможно более независимый вид пошел к доске, по которой шли с опорожненными тачками. 4.Обескураженный я невольно снял очки и сунув их в карман двинулся к кладке намереваясь спросить у кладчика, нельзя ли поработать. 5. Я выбрав другую тачку стал в ряд и пошел за солью чувствуя, как какое-то неопределенное, тяжелое чувство давит меня не позволяя мне заговорить с товарищами по работе.6. Они как будто дрогнули и смутившись подались назад.7. Чувство радости острой и яркой охватило меня, и набросившись на кучу соли я заплакал. 8.От облака отрывались тонкие прозрачные дымки и исчезали расплываясь по голубому фону неба. 9. Они проходили мимо Левинсона эти люди подавленные мокрые злые тяжело сгибая колени и напряженно всматриваясь в темноту. 10. Заложив руки за спину прихрамывая идет Артюша Пистолет-рыболов птичник охотник по перу и пушнине. 11. Исходя из этого мы ставим задачу значительно расширить посевы твердой пшеницы размещая ее прежде всего по целинным землям
Упражнение 14. Спишите, расставляя недостающие знаки препинания. Выделите обособленные обстоятельства.
1.В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой вопреки приказанию спал крепким сном держа ружье обеими руками. 2. Несмотря на мое нерасположение к Аркадию Павловичу пришлось мне однажды провести у него ночь.3. Мальчик против его намерения задержался в городе. 4. К счастью по причине неудачной охоты наши кони не были измучены. 5. Детям по причине малолетства не определили никаких должностей. 6. Впрочем ввиду недостатка времени не будем отклоняться от предмета лекции. 7. Добрый комендант с согласия своей супруги решил освободить Швабрина. 8. Степочка по случаю отсутствия танцев тоже очень скучал. 9. Ехали только днем во избежание всяких дорожных случайностей. 10. В Колотовке мужики за неимением ключей и колодцев пьют какую-то жидкую грязцу из пруда.11. Благодаря ежедневному общению с ним Морозка начинал думать, что сам он Морозка тоже исправный партизан. 12. Вследствие этого происшествия Василий уже более не видался со своим родителем.
Упражнение 15. Прочитайте, укажите сравнительные обороты. Перепишите, расставляя пропущенные знаки препинания. Сравнительные обороты подчеркните.
1) Как стройный тополь носился всадник на буланом коне своём. 2) В луга, вперёд и в стороны словно щупальца побрели дозорные. 3) Дорога гладка как водяная поверхность. 4) Двор как плац мощённый булыжником. 5) На повороте в лицо студента вдруг пахнуло точно из глубокого погреба сырым холодком. Ноги ступали неслышно и мягко как по ковру. 6) Косой дождь гонимый сильным ветром лил как из ведра. 7) И скоро звонкой мостовой покроется спасённый город как будто кованой бронёй. 8) Очи светятся будто две свечки. 9) Пропало всё что звук пустой и меркнет милой Тани младость. 10) Такие поэты как Лермонтов бывают строже к самим себе нежели самые строгие и взыскательные их критики. 11) Как добрый человек Левин больше любил чем не любил людей. 12) Пишу это как читатель имеющий определённый вкус. 13) Таруса вошла в историю нашего искусства как место плодотворного вдохновения.
Упражнение 16. Перепишите, ставя, где нужно, знаки препинания.
I. 1. И видел он себя богатым как во сне. 2. Вокруг высокого чела как тучи локоны чернеют. 3. Ямщик был в таком же изумлении от его щедрости как и сам француз от предложения Дубровского. 4. Руки его дрожали как ртуть. 5. Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно как на Невском проспекте. 6. Все явления природы суть не что иное как частные и особенные проявления общего. 7.На небе ярко сверкнула как живой глаз первая звездочка. 8. Внизу, как зеркало стальное синеют озера струн. 9. Воздух чист и свей как поцелуй ребенка. 10. Как чайка парус там белеет в высоте. 11. На самом дне сухом и желтом как медь лежали огромные плиты глинистого камня. 12. Слова бесконечно тянулись одно за другим как густая слюна. 13. Черты лица его были те же как и у сестры. 14. Существование его заключено в эту тесную программу как яйцо в скорлупу. 15. Я через всю жизнь как через тысячу лет пронес это воспоминание. 16. Он двигался сдержанно как человек умеющий хорошо обращаться со своим временем. 17. Молнии как галстуки по ветру летят. 18. К Москве как и ко всей стране я чувствую свою сыновность как к старой няньке. 19. Степь уходила вдаль обширная и ровная как море. 20. На улице было множество людей как в праздник. 21. Голова острижена как у мальчишки. 22. Как невесту родину мы любим бережем как ласковую мать. 23. И обнялись как братья отец и мальчик-сын.
II. 1. Разбойник мужика как липку ободрал. 2. У льва как гору с плеч свалило. 3. Она сама ходила как дикая. 4. Ты любил меня как собственность как источник радостей тревог и печалей. 5. Как ребенок душою я стал. 6. Перстенек как жар горит. 7. Наш сад как проходной двор. 8. Да все он делал нe как люди. 9. Часть рабочих с первых же дней стала смотреть на меня как на забавного шута. 10. Все относились к Ване как к своему человеку. 11. Я смотрел как очарованный. 12. Я говорю о поэте Николае Тихонове как о счастливейшей писательской судьбе. 13. Он говорил о привычных вещах как о чем-то необычайно интересном. 14. Я хочу за нарушение этих правил взыскивать как за самый злой и вредный для МТС поступок.
Упражнение 17. Перепишите, ставя, где нужно, знаки препинания.
1. Он встряхнул кудрями и самоуверенно почти с вызовом глянул вверх. 2. Вокруг по левому берегу в полуверсте от воды на расстоянии семи-восьми верст одна от другой расположены станицы. 3. Длинная в несколько верст тень ложилась от гор на степи. 4.Бросились за доктором то есть домашним лекарем Харитоном.5.В жизни есть только одно несомненное счастье жить для других.6.В то время именно год назад я еще сотрудничал по журналам
Упражнение 18. Перепишите, расставляя знаки препинания. Уточняющие обстоятельства обозначьте.
1) Из лесу из-за дома лесничего чуть видного ребятам двигались люди повозки. 2) Уносятся вдаль к лесу звонкие молодые голоса поющие песню. 3) Тоня направилась было к прудам на старую каменоломню но остановилась заметив внизу у пруда взметнувшуюся удочку. 4) Батарейцы спали тут же у орудий. 5) В соседней деревушке на бугорке у школы в широкий круг собрались конники. 6) Внизу под мостом глубоко вздохнул паровоз выбросив из могучей груди рой золотых светляков. 7) Одиноко среди леса ютилась маленькая станция. 8) В километре от станции кончалась вполне готовая узкоколейка. Дальше километра на полтора на выровненном полотне лежали врытые в землю длинные поленища, словно поваленный ветром частокол. Это шпалы. Ещё дальше до самого косогора шла лишь ровная дорога. 9) Он радовался, что завтра уедет туда в большой город, где остались его друзья и дорогие его сердцу люди. 10) Вокзал остался далеко в стороне вправо. 11) Поезд мчал его на юг к морю увозя от сырой дождливой осени к тёплым берегам Южного Крыма. 12) Внизу у нагромождённых кучей камней плещется море. 13) Далеко вверх в горы забирались игрушечные белые домики городских окраин. 14) Далеко почти на горизонте тёмной тучкой стлался дымчатый след парохода.
Упражнение 19. Перепишите, расставляя недостающие знаки препинания. Объясните их употребление. Составьте схему выделенного предложения.
Андрей Васильевич Коврин магистр ут..мился и р..строил себе нервы. Он (не) лечился но как (то) вскользь за бутылкой вина поговорил с приятелем доктором, и тот посоветовал ему провести весну и лето в деревне. (С)начал..- это было в апреле - он поехал к себе в свою родную Ковринку и здесь прожил в уед..нении три недели; потом дождавшись хорошей дороги отправился на лошадях к своему бывшему опекуну и воспитателю Песоцкому известному в России садоводу.
Дом у Песоцкого был громадный с колоннами со львами на которых облупилась штукатурка и с фрачным лакеем у под..езда. Старинный парк угрюмый и строгий разбитый на английский манер тянулся чуть (ли) н... на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым крутым глинистым берегом на котором росли сосны с обнажившимися корнями похожими на м.хнатые лапы; внизу нелюдимо бл..стела вода носились с жалобным писком кулики, и всегда тут было такое настроение что хоть садись и балладу пиши . Зато около самого дома во дворе и фруктовом саду было весело и жизнерадостно даже в дурную погоду. Таких удивительных роз лилий камелий таких тюльпанов всевозможных цветов начиная с ярко-белого и кончая чёрным, как сажа, вообще такого богатства цветов Коврину (н..) случалось видеть н..где в другом месте. Коврин приехал к Песоцким вечером в десять часов. Таню и её отца Егора Семёновича он застал в большой тревоге. Ясное звёздное небо и термометр пророчили мороз с утра а между тем садовник Иван Карлыч уехал в город и положиться было (н..) (на) кого.
Той же ночью Третьяков вёл орудия к фронту. Весь их дивизион перекидывали куда-то левей. Заскочил в сумерках командир батареи капитан Повысенко, ткнул ногтем в карту:
Вот этот ложок видишь? Высотку видишь? Поставишь орудия за обратным скатом. - Железный ноготь, обкуренный до черноты, провёл черту. - Ясно? Мой НП будет на высоте плюс сто тридцать два и семь. Поставишь батарею, потянешь ко мне связь.
Ясно, - сказал Третьяков. На карте все было ясно.
Рядом рокотал трактор, из выхлопной трубы выпархивали искры, яркие в сумерках. Зачехлённые, в походном положении, орудия были уже прицеплены, но ба-тарейцы все что-то грузили на них сверху, все что-то несли. У прицепа с батарейным имуществом суетился старшина. Повысенко поглядел туда неподвижным взглядом, подошёл.
В прицепе, под брезентовым верхом, стоял в темноте на четвереньках командир огневого взвода Завго-родний, мучился болями. Его хотели отправлять в медсанбат, но на фронте заболевший поневоле чувствует себя кем-то вроде симулянта. Тут либо ранит, либо убивает, а какая может быть болезнь на фронте? Сейчас ты жив, через час убило - не все равно, здорового убило или заболевшего? И Завгородний превозмогал себя. В последний момент старшина вспомнил испытанное средство: намешал полстакана керосина с солью, дал выпить: «Оно сначала пожгеть, пожгеть, потом от-пу-устит…»
Подойдя к заднему борту, Повысенко заглянул внутрь прицепа, в темноту:
Ну как, полегчало? И старшина всунулся:
Жгеть? Жгеть?
Он чувствовал себя ответственным - и за средство и за болезнь.
Легча-ает, - через силу простонал Завгородний. И переступил коленями на шинелях: лечь он не мог.
Средство верное, - обнадёжил старшина. - Пожгеть, пожгеть и - отпу-устит…
И погладил себя по душе, до самой ремённой пряжки, где и должно было отпустить.
Давило низкое, небо, все серое, как одна сплошная туча. И угольными тенями под ним несло разорванные облака. Притихло перед дождём. Трактора с прицепленными орудиями стояли в посадке; правей за кукурузным полем глухо выстукивали пулемёты, взвивались над землёй трассы пуль, все уже яркие.
Значит, так. - Комбат подумал, пожевал шелушащимися, обветренными губами. - Твой взвод управления беру с собой. Случ-чего Паравян, помкомвзвода, с тобой будет. Все ясно? Действуй!
Козырнул и зашуршал плащ-палаткой, удаляясь.
Дождались темноты. Тронулись. Взрокотав, трактора потянули за собой орудия, подминая под гусеницы кустарник, давя на выезде из посадки молодые деревца. По рыхлой земле глубокий развороченный след оставался за батареей.
Двигались без света. Сверху - чёрное небо, под ногами и впереди светлела пыльная дорога. Спустился дождь. На тяжёлые колёса пушек, на резиновые ободья валом наматывался чернозём.
Фронт все время оставался правей; по нему и ориентировался Третьяков. Невысоко взлетали там ракеты и гасли, задушенные дождём. В смутных движущихся отсветах каждый раз видел Третьяков батарейцев в мокрых плащ-палатках, идущих за пушками. И обязательно несколько человек, нахохлившись, сидели на каждой пушке, дремали, а сверху дождь сыпал.
Паравян! А ну, сгони с пушек! Тряхнёт, попадают сверху, подавит сонных.
Паравян, статный, красивый помкомвзвода, смотрел на него из-под намокших выгнутых ресниц своими чёрными глазами, молча не одобрял и шёл выполнять.
Хочешь, чтоб людей подавило? Сколько раз говорить!
И знал Третьяков, что говорить ему столько, сколько будут двигаться. Он тоже был бойцом, и тоже его вот так сгоняли, а он заходил с другой стороны и, как только не видел командир, опять влезал на пушку, потому что хотел спать, а спать сидя лучше, чем на ходу. Но сейчас не кто-то другой, кого в душе чертыхать можно, отвечал за него, а он сам командовал людьми и отвечал за них и потому приказывал сгонять сонных бойцов. И Паравян неохотно шёл выполнять.
Никого из них, кроме все того же Паравяна, не знал он ни в лицо, ни по фамилиям. Он вёл их, они шли за ним. Он и в своём-то взводе управления ещё никого не успел узнать. Дело было перед самым обедом, вызвали в штаб командира отделения разведки Чабарова, который заменял убитого командира взвода, приказали сдать взвод ему, лейтенанту Третьякову. Чабаров, старый фронтовик, глянул на девятнадцатилетнего лейтенанта, присланного командовать над ним, ничего не сказал, повёл к бойцам.
Весь взвод, все, кто в этот момент не находился на наблюдательном пункте, рыли за хатой щели от бомбёжки: не для себя рыли, для штаба дивизиона. Над стрижеными головами, над мокрыми подмышками, над втянутыми от усилия животами взлетали вразнобой и падали кирки. В закаменелой от солнца земле кирка, вонзаясь, оставляла металлический след и вновь взлетала, блещущая, как серебряный слиток.
Освещённые солнцем солдатские тела даже после целого лета были белы, только лица, шеи и кисти рук чёрные от загара. И все это были молодые ребята, начинавшие наливаться силой: за войну подросли в строй, только двое, трое - пожилых, жилистых, с вытянутыми работой мускулами, начавшей обвисать кожей. Но особенно один из всех - выделялся, мощный, как борец, от горла до ремня брюк заросший чёрной шерстью; когда он вскидывал кирку, не ребра проступали под кожей, а мышцы меж рёбер.
Пройдя взглядом по этим блестевшим от пота телам, увидел Третьяков у многих отметины прежних ран, затянутые глянцевой кожицей, увидел их глазами себя: перед ними, тяжело работавшими, голыми по пояс, стоял он, только что выпущенный из училища, в пилотке гребешком, весь новый, как выщелкнутый из обоймы патрон. Это не зря Чабаров вот таким представил его взводу, нашёл момент. И не станешь объяснять, что тоже побывал, повидал за войну.
После уж, когда подошло время за обедом идти, построил Чабаров взвод, с оружием, с котелками в руках, подал список, собственноручно накарябанный на бумаге. А сам, подбористый, коренастый, широкоскулый, с коричневым от загара лицом, в котором ясно различалась монгольская кровь, стал правофланговым, всем видом своим давая понять, что дисциплину он уважает, а его, нового командира взвода, пока что уважать обождёт. И вот взвод стоял, глядел на него, а на листе бумаги были перед Третьяковым фамилии.
Джеджелашвили! - вызвал он. Поразило, зачем два раза «дже», когда и одного было бы достаточно. И ещё успел подумать, что это, наверное, тот самый, заросший по горло чёрной шерстью.
Из строя выступил светлый мальчик, морковный румянец во всю щеку, глаза рыжеватые, глядит весело: Джеджелашвили. А у того, борца, фамилия оказалась Насруллаев. И кого ни вызывал он из строя, ни одна фамилия как-то не подходила к человеку. Так и осталось у него на первых порах: список сам по себе, взвод сам по себе.
Этот его взвод увёл с собой командир батареи - оборудовать новый наблюдательный пункт, а он вёл пушки и огневиков Завгороднего, которого везли в прицепе. И уже сам не представлял толком, куда он их ведёт. К трём ноль-ноль пушки должны были стоять на огневых позициях, а они пока что и Ясеневки не проехали. «Там будет хутор Ясенивка чи Яблонивка, - сказал комбат, на стёртом сгибе карты пытаясь разобрать названия. - В общем, сам увидишь… От него вправо и вправо…» Но они шли и час и два часа, а никакого хутора не было видно, сколько ни вглядывался Третьяков при смутных отсветах ракет, в дожде приподымавших над передовой мокрый полог ночи. И, ужасаясь мысли, что он ведёт не туда, сбился, страшась позора, он делал единственное, что мог; не подавал вида, шёл тем уверенней, чем меньше уверенности было в нем самом.
Что-то зачернело наконец впереди неясно. Взошла ракета, и, присев, успел Третьяков разглядеть на фоне неба: какие-то сараи длинные, низкие, что-то ещё высилось за ними. Должно быть, тополя… Ракета погасла, сплошная сомкнулась темень.
Заторопившись, обрадованный, оскользаясь сапогами по размокшему чернозёму, он обогнал передний трактор, махнул трактористу рукой: за мной, мол. Все равно голоса не было слышно.
То, что он принял издали за сараи, оказалось вблизи батареей стодвадцатидвухмиллиметровых пушек. Увязанные, как возы, стояли сбоку дороги длинноствольные пушки с тракторами одна другой вслед. И оттуда уже шёл к нему кто-то в плащ-палатке. Подошёл, взял под козырёк, отряхнув капли с капюшона, подал мокрую холодную руку:
Глуши моторы!
Зачем глушить?
Не видишь, что впереди?
Ничего ещё не различая, поняв только, что это не хутор, значит, не туда куда-то они вышли, Третьяков спросил:
А Ясеневка тут должна быть, Ясеневка… До Ясеневки далеко?
Лицо человека, смутно различимое под капюшоном, показалось старым, сморщенным. Но на груди его, где плащ-палатка разошлась, воинственно блестели пряжки боевых наплечных ремней, надетых поверх шинели, тоненький ремешок планшетки пересекал их, и ещё болтался мокрый от дождя бинокль.
Километров пять до неё будет.
Как пять? Было четыре, мы уже два часа идём…
Ну, может, четыре, - человек безразлично махнул рукой. - Взводный? Вот и я сам такой Ванька - взводный. У тебя стопятидесятидвух гаубицы-пушки? То же, что мои, один черт. Пятнадцать тонн вместе с трактором! А мост впереди - плечом спихнёшь.
Вместе пошли смотреть мост. От обеих батарей потянулись за ними бойцы. По мокрым, скользким брёвнам настила дошли до середины. Внизу то ли овраг, то ли пересохшее русло - и не разглядишь отсюда.
А Ясеневка на той стороне?
Что, Ясеневка? Ясеневка, Ясеневка… У тебя этот мост есть на карте? И у меня нету. - Раскрыв планшетку, взводный ногтем щёлкал по целлулоиду, под которым мутно различалась карта, рукавом шинели смахивал сыпавшийся сверху дождь. - На карте его нету, а он - вот он!
И для большей наглядности бил каблуком в бревна. Даже подпрыгнул на них. А вокруг стояли бойцы обеих батарей.
На карте нет, значит, и на местности не должно быть. А раз он есть, на карту нанеси. Так я понимаю?
Он понимал правильно: на карту не нанесли, он воевать не обязан.
По откосу, вымочив колени о высокую траву, Третьяков сбежал под мост. Опоры из брёвен. Схвачены скобами наверху. Когда вот так снизу глядел, все это сооружение показалось ненадёжным.
В училище объясняли им, как рассчитать грузоподъёмность моста. Майор Батюшков преподавал у них инженерное дело. Черт его рассчитает сейчас, когда не видно ничего. А в уши назойливо лез голос взводного - не отставая, тот шёл за ним, в каждую опору бил кулаком:
Вон они! Вон они! Разве ж выдержит такой гpуз? - И ногтем пытался уколупнуть - Она ещё и гнилая вся…
Как будто главней войны было сейчас убедить Третьякова.
Взошла ракета, не поднявшись над краем чёрной земли. Мутным светом налило овраг, и на нем всплыл мост: бревенчатый настил, люди под дождём. А они двое стояли внизу в траве. Остов грузовика валялся среди камней; по кабине, смятой, как жестянка, и мокрой сёк дождь. «Чего он меня убеждает?» - разозлился Третьяков. И за свою нерешительность остро возненавидев этого человека, полез наверх.
Он подошёл к первому орудию:
Где трактористы?
Бойцы начали оглядываться, потом один из них, ближний, который оглядывался живей всех, назвался:
Словно вдруг сам себя среди всех нашёл. Но не вышел вперёд, остался среди бойцов стоять: так он прочней себя чувствовал.
Командиры орудий, трактористы, ко мне! - приказал Третьяков, тем отделяя их от батареи.
Один за другим подошли и стали перед ним шесть человек. Трактористов сразу отличить можно: эти все закопчённые.
Значит, так, людей всех - от орудий. Командиры орудий, пойдёте впереди. Каждый - впереди своего орудия. Трактористам: орудия поведёте на первой скорости. Пройдёт одно, тогда другое вести. Ясно?
Молчание. Один из двух командиров орудий был Паравян, который «случ-чего с тобой будет».
Ясно я говорю?
Не сразу недружно ответили: «Ясно…» А позади стояла и молчала батарея. Они были вместе, а он, поставленный над ними, никому и ничем не известный, был один. И не столько даже мосту они не доверяли - выдержит, не выдержит, - как ему они не верили. И другая батарея ждала, уступала им дорогу идти первыми.
Твой трактор? - Третьяков пальцем указал на тракториста, который поначалу больше всех оглядывался. И на трактор указал.
Этот? - тракторист тянул время. На тракторе до малинового свечения раскалилась у основания выхлопная труба, капли дождя испарялись на лету. - Мой.
Фамилия?
А что фамилие, товарищ лейтенант? Семакин моё фамилие.
Ты, Семакин, поведёшь первое орудие.
Я, товарищ лейтенант, поведу! - звонко заговорил Семакин и рукой махнул отчаянно: мол, ему себя не жаль. - Я поведу. Я приказания всегда выполняю! - При этом он отрицательно тряс головой. - Только трактор чем будем вытаскивать? Ему под мостом лежать. И орудие тож самое…
Он говорил, подпираемый сочувственным молчанием батарейцев. Все они вместе и по отдельности каждый отвечали и за страну, и за войну, и за все, что есть на свете и после них будет. Но за то, чтобы привести батарею к сроку, отвечал он один. А раз было кому, они не отвечали.
Я под мостом буду стоять, если ты испугался, боишься вести. Надо мной поведёшь орудие!
И, скомандовав: трактористам - по местам, всем бойцам - от орудий! - повёл батарею к мосту.
Когда гусеницы трактора легли на первые бревна и они, зашевелясь, дрогнув, вдавились, Третьяков сбежал вниз. При командире батареи они не стали бы жаться, друг на друга оглядываться, а на него можно и свой груз переложить.
Давай! - махнул рукой, крикнул он снизу, хоть там, рядом с трактором, слышать его не могли. И как в свою судьбу вошёл под мост.
Все прогибалось над головой, над поднятым вверх лицом, с бревна на бревно передавая катившуюся тяжесть. Показалось, опоры оседают. И тут пушка въехала на мост. Застонал, зашатался мост. «Рухнет!» - даже дыхание перехватило. Бревна тёрлись друг о друга, сверху сыпалась труха. Мигая запорошёнными глазами, не видя ничего, он протирал их шершавыми пальцами, пытался разглядеть ослепленно, что над ним, но все мерцало. И сквозь выхлопы мотора слышен был треск дерева.
Не разглядев, он почувствовал, как вся эта огромная тяжесть съехала с моста на земную твердь, и мост вздохнул над ним. Только теперь и ощутил он, какая сила давила сверху: по своим напрягшимся мускулам ощутил, будто он сам спиной подпирал мост.
Третьяков вылез из оврага: не стоять же ему все время под мостом, не цирк все-таки. Приказав на всякий случай отцепить прицеп, везти его на длинном тросе, он, не ожидая, перешёл мост. Он шёл мимо орудия, мимо стоявших около него батарейцев, он был прав, он делал то, что должен делать, но отчего-то смотреть на них ему сейчас было неприятно и уже стыдновато становилось за себя. Под мост полез, чего-то кричал… Проще было сесть рядом с трактористом и спокойно вести батарею: и шуму меньше и толку больше.
К середине ночи, на хуторе, достучавшись в хату, подняли старика показывать дорогу. В одном бельё, ничего на себя не надев, сидел он на тракторе: надеялся, наверное, так жальче будет его, отпустят скорей. Ему дали на плечи ватный бушлат, пропахший соляркой, и он, запахнувшись рукавами, грел ногу об ногу.
Ось, ось… по тэй стежечке… - Голая цыплячья шея его с клоками белого пуха высовывалась из воротника.
- «Осесь, осесь», - передразнивал тракторист, весь мокрый, в мокрой натянутой на голову пилотке. - Где ты меня ведёшь? Тут бабы до ветра ходят. Ты веди, где пушка пройдёт!
Старик покорно мигал слезящимися глазами, и опять вытянутая из бушлата трясущаяся рука его указывала вперёд, на дождь. Он вывел батарею в посадку, и его отпустили.
Заглушили моторы. И близко, резко вдруг застучал пулемёт. Из черноты земли засверкали трассы пуль, возникая и исчезая. Передовая была где-то недалеко. И он с тяжёлыми пушками заперся сюда.
Подошли трактористы:
Горючего нет, товарищ лейтенант.
Как нет?
Всю ночь ездим-ездим…
Слабый хлопок выстрела. Прочертив искрящийся дымный след, взвилась ракета. Вспыхнула, раскрылся свет над ними, и посадка, пушки, люди - все поднялось к свету, как на голой ладони.
Как же нет горючего? - спрашивал Третьяков, чувствуя полнейшую свою беспомощность и отчаяние. - Как нет, когда должно быть?
Они стояли перед ним, глядели в землю и молчали. И могли так стоять бесконечно, это он видел. Свет погас. Не зная, что теперь делать, что ещё говорить, - а кричать, ругаться вовсе было бесполезно, - Третьяков отошёл. Показалось, что из прицепа Завгородний позвал его, стон какой-то послышался, но он сделал вид, что не слышит. Утешений ему не надо, да и что он, больной, оттуда мог сделать?
Какие-то лошади бродили в посадке. Одна, светлой масти, прижмурив глаза, обгрызала кору с дерева. От мокрого крупа её подымался пар. Третьяков только сейчас увидел, что дождь кончился. И от земли, из травы исходит туман.
Он услышал голоса, подошёл ближе. Тяжело дыша, приглушённо ругаясь, расчёт закатывал пушку в свежевырытый окоп. Придерживая за ствол, налегая на станины, на резиновые колёса, полуголые, мокрые от дождя, батарейцы скатили орудие. Сдержанно возбуждённые стояли вокруг него. Это были позиции дивизионных пушек. Он разыскал командира взвода. Стариковатый с виду, в пехотинских обмотках и ботинках, на каждый из которых налипло по пуду чернозёма, тот поначалу недоверчиво слушал Третьякова. Наконец понял, в чем дело. Сличили карты. И вдруг, словно местность повернулась перед глазами, все понятно стало. С полкилометра отсюда был тот скат высоты, за которым следовало поставить батарею.
Торопясь, пока не рассвело, он отыскал позиции батареи, все там облазил, сообразил, какой дорогой поведёт сюда орудия, и вернулся в посадку. Бойцы спали, только Паравян, завернувшись в плащ-палатку, ходил у орудий. Скомандовали подъем. Озябшие в сырых бушлатах, не согревшиеся и во сне, подходили трактористы, зевали с дрожью. Он объяснил, как поведёт орудия, и горючее нашлось.
Там в канистрах было немного… И отводили глаза. Он так расстроился, когда сказали, что горючее кончилось, что даже по бакам не проверил. А теперь не только в канистрах, но ещё и бочка солярки обнаружилась. Ну, что ж, трактористы тоже были правы: ездить всю ночь неведомо куда, и, правда, все горючее пожжёшь.
Перед рассветом, когда сгустилась сырая тьма, Третьяков, оставив огневиков рыть орудийные окопы, привёл связь на МП. Чабаров в свежевырытом ровике устанавливал стереотрубу.
Где комбат?
Спит вон наверху комбат.
Взлетела ракета на передовой, и Третьяков увидел: укрывшись с головой плащ-палаткой, выставив мокрые сапоги наружу, спал комбат за бруствером.
Товарищ капитан! Товарищ капитан!.. Повысенко сел на земле, жмурясь от света ракеты, глянул мутными глазами, не соображая в первый момент. Зевнул до слез, вздрогнул, потряс головой:
Ага… Привёл связь?
Уже в темноте долго глядел на светящиеся стрелки циферблата.
Где ж ты столько ездил? Тебя как по фамилии, Четвериков?
Третьяков.
Ага, Третьяков, верно. Тебя за смертью посылать. Встал во весь рост, потянулся, зевнул с подвывом, просыпаясь окончательно.
Орудийные окопы вырыли?
У Третьякова все ещё стоял в ушах рёв тракторов, а ноги как будто шли по вязкому чернозёму. Только голова после всей этой бессонной ночи была лёгкая, ясная, и огромный в своей плащ-палатке комбат то близко был виден, то отдалялся в красноватый свет пожара.
| |
Лев Абрамович Кассиль
Батарейный заяц
Далеко на севере, на самом краю нашей земли, у холодного Баренцева моря, стояла всю войну батарея знаменитого командира Поночевного. Тяжелые пушки укрылись в скалах на берегу – и ни один немецкий корабль не мог безнаказанно пройти мимо нашей морской заставы.
Не раз пробовали немцы захватить эту батарею. Но артиллеристы Поночевного и близко к себе врага не подпускали. Хотели немцы уничтожить заставу – тысячи снарядов посылали из дальнобойных орудий. Устояли наши артиллеристы и сами таким огнем ответили врагу, что вскоре замолчали немецкие пушки – разбили их меткие снаряды Поночевного. Видят немцы: с моря не взять Поночевного, с суши не разбить. Решили ударить с воздуха. День за днем посылали немцы воздушных разведчиков. Коршунами кружились они над скалами, высматривая, где спрятались пушки Поночевного. А потом налетали большие бомбардировщики, швыряли с неба на батарею огромные бомбы.
Если взять все пушки Поночевного и взвесить их, а потом подсчитать, сколько бомб и снарядов обрушили немцы на этот клочок земли, то выйдет, что вся батарея весила раз в десять меньше, чем страшный груз, сброшенный на на нее врагом…
Я бывал в те дни на батарее Поночевного. Весь берег там был разворочен бомбами. Чтоб пробраться к скалам, где стояли пушки, пришлось перелезать через большие ямы-воронки. Некоторые из этих ям были так просторны и глубоки, что в каждой из них уместился бы хороший цирк с ареной и местами для зрителей.
С моря дул холодный ветер. Он разогнал туман, и я рассмотрел на дне огромных воронок маленькие круглые озера. У воды сидели на корточках батарейцы Поночевного и мирно стирали свои полосатые тельняшки. Все они недавно были моряками и нежно берегли матросские тельняшки, которые им остались на память о флотской службе.
Меня познакомили с Поночевным. Веселый, немножко курносый, с хитрыми глазами, смотревшими из-под козырька морской фуражки. Только мы разговорились, как сигнальщик на скале закричал:
– Воздух!
– Есть! Завтрак подан. Сегодня завтрак дадут горячий. Укрывайтесь! – проговорил Поночевный, оглядывая небо.
Небо загудело над нами. Двадцать четыре «Юнкерса» и несколько маленьких «Мессершмиттов» летели прямо на батарею. За скалами громко, торопясь, застучали наши зенитки. Потом тонко заверещал воздух. Мы не успели добраться до укрытия – земля охнула, высокая скала недалеко от нас раскололась, и камни завизжали над нашими головами. Твердый воздух ушиб меня и повалил на землю. Я залез под нависшую скалу и прижался к камню. Я чувствовал, как ходит подо мной каменный берег.
Грубый ветер взрывов толкался мне в уши и волок из-под скалы. Цепляясь за землю, я что есть силы зажмурил глаза.
От одного сильного и близкого взрыва глаза у меня сами раскрылись, как раскрываются окна в доме при землетрясении. Я уж было собрался опять зажмуриться, как вдруг увидел, что справа от меня, совсем близко, в тени под большим камнем, шевелится что-то белое, маленькое, продолговатое. И при каждом ударе бомбы это маленькое, белое, продолговатое смешно дрыгалось и снова замирало. Меня так разобрало любопытство, что я уже не думал об опасности, не слышал взрывов. Мне только хотелось узнать, что за странная штука дрыгается там под камнем. Я подобрался ближе, заглянул под камень и рассмотрел белый заячий хвостишко. Я подивился: откуда он здесь? Мне известно было, что зайцы тут не водятся.
Грохнул близкий разрыв, хвостишко судорожно задергался, а я поглубже втиснулся в расщелину скалы. Я очень сочувствовал хвостику. Самого зайца мне не было видно. Но я догадывался, что бедняге тоже не по себе, как и мне.
Раздался сигнал отбоя. И тотчас я увидел, как из-под камня медленно, задом выбирается крупный заяц-русак. Он вылез, поставил торчком одно ухо, затем поднял другое, прислушался. Потом заяц вдруг сухо, дробно, коротко пробил лапами по земле, словно сыграл отбой на барабане, и запрыгал к батарее, сердито прядая ушами.
Батарейцы собрались около командира. Сообщали результаты зенитного огня. Оказывается, пока я там изучал зайкин хвост, зенитчики сбили два немецких бомбардировщика. Оба упали в море. А еще два самолета задымили и сразу повернули домой. У нас на батарее бомбами повредило одно орудие и осколком легко ранило двух бойцов. И тут я опять увидел косого. Заяц, часто подергивая кончиком своего горбатого носа, обнюхал камни, потом заглянул в капонир, где укрывалось тяжелое орудие, присел столбиком, сложив на животике передние лапы, осмотрелся и, словно заметив нас, прямехонько направился к Поночевному. Командир сидел на камне. Заяц подскочил к нему, забрался на колени, уперся передними лапками в грудь Поночевного, дотянулся и стал усатой мордочкой тереться о подбородок командира. А командир обеими руками гладил его уши, прижатые к спинке, пропускал их через ладони… Никогда в жизни не видел я, чтоб заяц держался так вольно с человеком. Случалось встречать мне совсем ручных заек, но стоило коснуться ладонью их спины, и они замирали от ужаса, припадая к земле. А этот держался с командиром запанибрата.
– Ах ты, Зай-Заич! – говорил Поночевный, внимательно осматривая своего приятеля. – Ах ты, нахальный зверюга… не покорябало тебя? Не знакомы с нашим Зай-Заичем? – спросил он меня. – Это мне подарочек разведчики с Большой земли привезли. Паршивенький был, малокровный такой с виду, а у нас отъелся. И привык ко мне, зайчина, прямо ходу не дает. Так и бегает за мной. Куда я – туда и он. Обстановка у нас, конечно, для заячьей натуры не очень подходящая. Сами могли убедиться – шумно живем. Ну, ничего, наш Зай-Заич теперь уже малый обстрелянный. Даже ранение имел, сквозное.
Поночевный взял осторожно левое ухо зайца, расправил его, и я увидел зарубцевавшуюся дырочку в лоснящейся плюшевой, розоватой изнутри кожице.
– Осколочком прошибло. Ничего. Теперь зато в совершенстве изучил правила ПВО. Чуть налетят – он уже мигом где-нибудь укроется. А один раз вышло, так без Зай-Заича была бы нам полная труба. Честное слово! Долбили нас часов тридцать кряду. День полярный, солнце на вахте круглые сутки бессменно торчит, ну вот немцы и пользовались. Как это в опере поется: «Ни сна, ни отдыха измученной душе». Так вот, стало быть, отбомбили они наконец, ушли. Небо в тучах, но видимость приличная. Огляделись мы: ничего как будто не предвидится. Решили отдохнуть. Сигнальщики наши тоже притомились, ну и проморгали. Только смотрим: Зай-Заич тревожится что-то. Уши наставил и передними лапами чечзтку бьет. Что такое? Нигде ничего не видно. Но знаете, какой у зайца слух? Что же вы думаете, не ошибся зайчина! Все звукоуловители опередил. Сигнальщики наши только через три минуты обнаружили самолет противника. Но я уже успел на всякий случай команду дать заранее. Приготовились, в общем, к сроку. С того дня уже знаем: если Зай-Заич ухо наставил, чечетку бьет, – следи за небом.
Я поглядел на Зай-Заича. Задрав хвостишко, он резво прыгал на коленях у Поночевного, искоса и с достоинством, как-то совсем не по-заячьи, озирал стоявших вокруг нас артиллеристов. И я подумал: «Какие же смельчаки, наверное, эти люди, если даже заяц, немного пожив с ними, сам перестал быть трусом!»
В этот день наша бригада отстояла свои позиции, хотя потеряла значительную часть своего личного состава и техники. Полковник Липатенков поздравил бойцов и командиров с боевым успехом, но просил не расслабляться. Утром, по его мнению, бой будет еще жарче.
Наступала ночь. С передовой еще доносились пулеметные очереди, но было ясно, что ночного боя не предвидится. Небо справа от нашего наблюдательного пункта было охвачено заревом - это догорала деревня Сырцово. При свете десятков ракет, гигантских осветительных бомб, подвешенных на парашютах, видно было, что фронт живет напряженной жизнью: на боевые позиции подтягиваются войска, подразделения пополняются людьми, из тыла ползут машины с горючим и боеприпасами, на поле боя работают похоронные команды, убирая трупы. Полным ходом идет подготовка к новому сражению.
На огневую позицию привезли обед и ужин. В положенное время было не до обеда. Батарейцы поели и тут же у орудий повалились спать. Как пройдет эта тревожная ночь?
На наблюдательном пункте мы с Мироненко обсудили итоги прошедшего дня. Дрались наши батарейцы отчаянно. Сколько танков удалось подбить в этой суматошной обстановке, учесть было сложно, для нас было более важно то, что враг не прошел на наши позиции. Мы сделали все, что могли. Об этом замечательно сказал поэт:
Сыновний долг перед страной -
Превыше всех душевных прав,
И жил солдат от боя к бою,
В смертельной схватке смерть поправ.
Не помню, как прошла ночь. Не успел сомкнуть глаза, как занялся рассвет. Наступал новый жаркий день как в прямом, так и в переносном смысле этого слова, потому что противник с раннего утра возобновил атаки. Вражеская авиация снова бомбила наши позиции.
Батарейцы не успели закончить свой завтрак, как на дальнем гребне высоты замелькали силуэты немецких боевых машин. Впереди шли тяжелые танки, их было много, очень много. От рокота моторов и орудийных выстрелов содрогалась земля. Расстояние между идущими в бой танками и позицией нашего дивизиона сокращалось с каждой минутой. Батарейцы ждут команды «Огонь!». Их лица напряжены до предела. Мироненко подал команду, и все три батареи разом выплеснули смертельный металл. Несколько минут мы выбивали вражеские танки, затем в бой вступили «тридцатьчетверки» нашего 14-го полка, из засад вышли батальоны 1-й гвардейской танковой бригады, расстреливая с коротких дистанций вражеские машины. На поле боя уже дымилось несколько «тигров» и «пантер», но и наши танки попадали под удар немецких самоходных орудий.
К полудню немцы усилили натиск. Напряжение боя нарастало с каждой минутой. С противным визгом над нашими головами проносились снаряды и, упав в метрах в ста-стапятидесяти, поднимали к небу фонтаны земли.
С наблюдательного пункта я заметил, как на скатах высоты показалась новая волна немецких танков. Доложил Мироненко:
Сейчас у нас будет настоящее пекло!
Командир дивизиона, на мое замечание почти не отреагировал, спокойно продолжал руководить боем. Артиллеристы усилили огонь по движущимся чудовищам с крестами на бортах. Вот вспыхнул багровым пламенем один «тигр», за ним второй, третий… Мотострелки забрасывали танки гранатами, били из противотанковых ружей. На горизонте вставали новые, уходящие в небо черно-сизые дымы горящих машин. Их насчитывалось уже более полутора десятков.
Дивизион вел стрельбу с закрытых позиций, а затем и прямой наводкой, стволы орудий накалялись так, что краска на них горела и пузырилась. Грохот стоял невероятный. Батарейцы работали у орудий, как черти в аду, их лица были покрыты пороховой гарью, даже трудно было узнать, кто есть кто. Говорить об усталости не приходилось, но выдерживать такую нагрузку было чрезвычайно тяжело. Бой, однако, еще не закончился. Четыре атаки отбиты, в 13 часов началась пятая.
461-й артдивизион держался из последних сил. Противник все же прорвал нашу оборону, захватил поселки Калинине и Озеровский. В связи с этим оказался оголенным левый фланг танковой армии. В этой ситуации Катуков ставит командиру мехкорпуса Кривошеину новую задачу: через Кочетовку выйти в район Грозное - Лучки, овладеть поселком Озеровский и установить связь с 5-м гвардейским танковым корпусом. Для прикрытия прорыва на стыке 5-го гвардейского танкового корпуса и 1-й танковой армией из резерва фронта была передана 29-я истребительно-противотанковая бригада.
И все же бои 7 июля были неимоверно тяжелыми. Несмотря на огромные потери, гитлеровцы продолжали наступать, держа направление на Обоянь. Правому флангу нашей бригады стала угрожать опасность. Комбриг Липатенков, маневрируя своими силами, бросил в бой последние резервы. Положение спасла авиация. «Илы» хорошо поработали на поле боя и на какое-то время приостановили продвижение немецких танков. Мы уже считали, что силы у них иссякли, но нет, наступление продолжалось. Бригада дрогнула и с боем стала отходить на север.
Немцы обошли наш наблюдательный пункт, в пылу сражения никто не заметил, как мы оказались у них в тылу. «Тигры» ползли на огневую позицию. Мироненко приказал всем батареям развернуть орудия фронтом и выбивать вражеские танки, затем, подойдя ко мне, не приказал, а попросил:
Вот что, Петя, ситуация сложилась критическая, дуй на 2-ю батарею, там большие потери. Организуй отпор! Да, не забудь отдать распоряжение командиру взвода управления огнем немедленно поменять наблюдательный пункт, перенести его на высоту 255,6. Я еду на 3-ю батарею. Положение там тоже неважное.
Больше капитана Мироненко я не видел. Когда добрался до 2-й батареи, бой с танками уже заканчивался. Несколько «тигров» и «пантер» горело на бугре недалеко от огневой позиции. Три пушки оказались разбитыми, два панцерника добивали последнюю - четвертую, которая, уже будучи поврежденной, продолжала стрелять. Оставшиеся в живых батарейцы последними выстрелами заставили назойливых немецких танкистов ретироваться.
Делать нечего, надо уходить в тыл, увозить раненых. Подбитое орудие я приказал бойцам прицепить к тягачу и немедленно уходить с поля боя. Наша колонна из нескольких потрепанных машин с поврежденной пушкой двинулась на север. Идти пришлось низинами, чтобы не заметили немецкие танкисты и не расстреляли остатки 2-й батареи.
Колонна отошла от огневой позиции метров на триста. Пока все шло благополучно, но как только она поднялась на возвышенность, начался обстрел. Стало ясно: немцы нас обнаружили и решили добить окончательно. Спрятавшись в складках местности, я приказал остановить колонну и переждать артобстрел. Выйдя из машины, вытащил карту из планшетки, чтобы сориентироваться, куда двигаться дальше. Рядом со мной все время находился ординарец Вася Коробков, не отстававший ни на шаг, всегда готовый чем-то помочь. В это время раздался свист снаряда, который разорвался недалеко от нашей колонны. Немцы возобновили обстрел и били с закрытых позиций по площадям. Второй снаряд разорвался рядом. Вася упал раньше, а меня взрывной волной подбросило в воздух и швырнуло на землю. Поднявшись, я почувствовал боль в правой ноге. Дотронулся до бедра - пальцы стали липкими от крови. Подбежавший ординарец утащил меня в кювет. Сняв с себя нательную рубаху, он разорвал ее на части и стал делать мне перевязку. Кровь просачивалась сквозь штанину, бурое пятно увеличивалось с каждой секундой.
Сознание работало четко, я понял, что рана моя не такая опасная, как у других бойцов. Самое удивительное заключалось в том, что проклятый маятник - «убьют-ранят», беспокоивший меня третьи сутки, больше не стучал. Предчувствия оправдались, я получил свое. Мистика, да и только!
Когда меня подняли и положили в машину, я приказал командиру батареи Заварзину взять под свое командование колонну и как можно быстрее прорываться на север. На склоне оврага машину бросало из стороны в сторону, и каждый толчок причинял раненым неимоверные страдания. Но приходилось терпеть. Вскоре машины добрались до штаба бригады.